– Лишние разговоры, – сказал К. и протянул руку к женщине. – Пойдем!
– Болен? Вы говорите, он болен? – И угрожающе надвинулся на господина, будто тот и был сама болезнь.
– Ах, если вам это надо для наглядности, тогда двигайте сколько хотите, – сказала фройляйн Бюрстнер и добавила ослабевшим голосом: – Я так устала, что позволяю вам больше, чем следует.
Когда фрау Грубах принесла К. его завтрак – с тех пор как он так на нее разгневался, она даже мелочей не поручала прислуге, – К., не удержавшись, заговорил с ней в первый раз после пятидневного молчания.
– Знаю, – говорил обвиняемый, – сегодня еще не может быть решения по моему заявлению. И все же я пришел. Дай, думаю, подожду, ведь сегодня воскресенье, время у меня есть, а тут я никому не мешаю.
– В моей комнате? – переспросила фройляйн Бюрстнер, испытующе глядя не на комнату, а на самого К.