— Плохо, ребята, берегли мы наших комэсков. Волкова потеряли, теперь вот Андрея… — говорит Мараджабов. — А какие вояки были! Нет, Серега, хоть бог троицу и любит, но тебя мы до конца войны сохраним. Это я обещаю.
Грунтовые дороги раскисли, машины не успевают, и разгрузка эшелонов производится прямо на станции, на землю. Горючее сливают в местное пристанционное хранилище. А эшелоны все прибывают и прибывают. Восточную и южную ветки десантники намеренно не трогали. Сейчас на станции скопилось бензина и снарядов столько, что, если эту свалку хорошо запалить, Гудериан надолго забудет о наступлении.
— Это хорошо! Завтра с утра опять туда пойдем.
Договорить не успеваю. Начинают работать лазеры. Они бьют на разной высоте: одни почти на уровне жижи, другие сантиметров от десяти до двадцати пяти выше. Мы останавливаемся не только потому, что не очень-то хочется нырять в эту парашу, но и для того, чтобы прикинуть темп стрельбы. Залпы повторяются через пятнадцать секунд. Мы двигаемся вперед, отсчитывая время.
Гучкин так резко открывает свою пасть, обнажая лошадиные зубы, что папироса выпадает изо рта. Санитар подхватывает ее на лету и укоризненно качает головой.
Спешу ее догнать и вдруг слышу, как по тротуару быстро стучат ее каблучки. Из-за угла выскакивает Ольга, а за ней гонятся два амбала с уголовными рожами.