Было ясно, что отказ не на шутку опечалит корреспондента.
— Момыш-Улы! Не ждал тебя увидеть. Мне до телефону доложили, но не верилось. Пойдем, пойдем…
И вот мы за столом. Откупорены бутылки темно-красного бургундского; этим вином, льющимся в стакан медленной, густой струей, мы запиваем испанские сардины и обиходную рисовую кашу, сдобренную салом.
Не дожидаясь машины, я верхом на Лысанке отправился в свой батальон.
— Это твоя жена? Посмотри на нее перед смертью, больше ее не увидишь.
Опустив лист, Панфилов взглянул на меня. Он улыбался, глаза казались хитрыми.