Он вновь погладил подбородок, застегнул воротник кителя, встал. Я тоже поднялся.
Оскользаясь, приседая на круп, с усилием вытаскивая копыта, Лысанка одолевает подъем. Ладонью я похлопываю по шее славную лошадку. Влажная шерсть горяча.
Глаз сразу отметил силуэт невысокой колокольни, черневшей в мутном небе.
— Какую затею? Мы обязаны сделать уколы. Это приказ по дивизии.
— Все ушли, товарищ комбат… Ушли, когда ранило командира роты. Мы остались там одни.
Нет, Баурджан, нельзя! Я быстро разделся до пояса, оставшись полуголым под неприветным, холодным небом. В кожу будто впились иголки, она сразу покрылась мурашками. Сдержав дрожь, я провел ладонями по телу. Можно было пересчитать каждое ребро, как у изнуренной старой клячи. Живот стал таким впалым, будто присох к хребту.