Широкая полоса в поле по пути бегущих там и сям была уже устлана — я знал это из сообщений Рахимова — трупами в большинстве без шинелей, в серых немецких кителях или в нательных рубашках.
У входа в нештукатуренный рубленый дом, где разместился штаб батальона, — оттуда, из раскрытой форточки, уже выбегали черные шнуры полевого телефона, — дежурил часовой. Его залубеневшая намокшая до черноты плащ-палатка не помешала ловко отдать мне честь — по-ефрейторски, как на караул. Я узнал курносого малорослого Гаркушу, ездового пулеметной двуколки.
— Минутку, — произнес он, — передаю трубку хозяину.
— Он один, чтобы посекретнее. Он знает, товарищ комбат, тактику.
А мы шли и шли, хмуро поглядывая по сторонам.
Стянув шерстяные варежки, он с силой потер красноватые руки.