Прощай, Кубаренко! Прощай, друг по оружию!
В дни оборонительных боев у нас вошло в привычку выделять светлое время, прикидывать, долго ли до сумерек. Противник наносил удары в разные часы, но всегда засветло. Каждые сумерки значили, что в этой битве, где мы стояли против численно сильнейшего врага, имевшего к тому же и превосходство в танках, нами вырван у него, выигран еще день.
Положив карту на колени, он продолжал слушать.
— Признаться, Момыш-Улы, похоронили. И нечего дать. Уже два дня, как мы вас отчислили.
Теперь наконец я мог отдать приказание продолжить марш на Волоколамск.
— Мне как писателю это необходимо. Хочется вас увидеть в разных гранях.