— Скажи, а ты бы пожертвовал собой там на дороге ради меня, если бы не был бессмертным?
Бедняге досталась дурная особенность: в волнении он совсем не мог есть. И сейчас, когда от будущей службы его отделяло лишь время, отведенное на завтрак, кусок ему в горло не лез.
Но хоть открытыми глазами, хоть с закрытыми, картина перед ними светилась одна и та же.
Непрошенная напарница стояла рядом и чуть позади, вела себя тихо и в разговор не лезла, предоставив мне вести расспросы.
До деревни Горш мы дошли боевым порядком: я впереди, за мной — Гемос, который немного пришел в себя и мог нести на руках Навару, и замыкающим Илиан.
— И все это время графу Бирнийскому не говорили ни “да”, ни “нет”. И так и не сказали. И до сих пор нет гарантии, что по истечении срока службы, меня отпустят, — Илиан говорил задумчиво, словно не только мне, но и самому себе. — У владетельного Архелия были планы на талантливого сына. Универсальный магический дар открывал для меня те брачные перспективы, на которых в иных случаях не приходилось бы надеяться, и эту карту граф собирался разыграть с максимальной выгодой: прощупывались почвы, готовились союзы… И это все не сгинуло бесследно, старые договоренности и неисполненные обязательства довлеют над графом. А связанные с многообещающим наследником перспективы обернулись пшиком. Это… выматывает. Разъедает. Он десять лет в подвешенном состоянии. А еще он теперь попросту не уверен, кому будет принадлежать верность его наследника, если меня все же отпустят: ему или ордену? Я не знаю, что сподвигло его на решительные действия именно сейчас — но почву орден подготовил плодотворную.