— А еще выпорол в шестнадцать лет, когда узнал, что ты сигары таскаешь, что ему с Кубы специально доставляли. И что, ты это тоже будешь до старости вспоминать?
— Не знаю — помолчав, призналась Юлька — Серьезно — не знаю. После того разговора в субботу все как-то в голове смешалось. То тебя послать хочется, со всеми этими твоими непонятками, то сорваться и поехать сюда, в этот клоповник, только чтобы повидаться. Сейчас радуюсь, что вместе будем, а через полчаса думаю, не нанять ли убийцу, чтобы он и Воронецкой твоей череп прострелил, и тебе за компанию, если рядом с ней окажешься. Короче — смятение чувств. Вроде уже и лет немало, у моих ровесниц уже дети в школу пошли, а я прямо как малолетка какая-то, не знаю, на каком свете живу.
— Давай сначала выживем — предложила Стелла — А уж после разберемся что да как. Времени три недели осталось, а у нас еще два предмета представляют собой белые пятна.
Женщина заворчала что-то неразборчивое, ссутулилась и, меленько перебирая ногами, двинулась по кругу, норовя зайти мне за спину. Само собой, я такую возможность ей предоставлять не желал, потому и сам стал повторять ее движения, время от времени тыкая факелом в ее направлении.
Не сомневаюсь, что отчасти сказанное правда, особенно в разрезе потерь. Но только отчасти. Есть еще что-то, некое второе дно, до которого никто из присутствующих не добраться не позволит. Впрочем, это почти наверняка их внутренние дела. Может, они какое наследство Лианны хотят поделить, может, еще что. Мне, признаться, на это плевать. Мне нужен перстень — и только. А дальше пусть друг с другом разбираются. Или с отделом.
Но, что примечательно, ни одна из них на тропинку не заползла, дорогу нам не пересекла.