— Вы же сами сказали, что клад не призовой, то есть никому не обещанный — пояснил я — Подозреваю, что мы его выкопаем ради какой-то конкретной вещи, нужной для обмена, а остальное содержимое этого клада мне достанется. Впрочем, я не жадина-говядина, потому пару-тройку предметов из него я вам, разумеется, презентую. Сам выберу и подарю.
— Я не в том смысле — Шлюндт поддернул брюки и уселся на стул — Забавы у вас больно причудливые. Вон, у Стеллы Аркадьевны нос разбит, а на стене у входа кровь размазана. Молодые люди, эдакие эфиопские страсти вас до добра не доведут. До кладбища или тюрьмы — запросто, а вот до счастья и достатка — вряд ли.
— Как тогда, в миленниум— пробормотал Константин — Там ведь тоже виноваты были не все, моя семья, например, на улицах вообще не промышляла. Но разбираться никто не стал, в ту лихую ночь убивали всех пойманных, без разговоров.
Тишина, только деревья где-то там, наверху, еле слышно шумят. То ли мой подарок лесному хозяину не показался, то ли еще чего, только не вышел к нам дядя Фома.
— А я и на самом деле Константин — весело добавил ее спутник — Мое имя интернационально. Наслышан, рад знакомству.
— И хорошо, что позвала — Стелла снова глотнула кофе и горделиво задрала нос — Потому что этот самый Николай Анатольевич рассказал мне, у кого именно хранится интересующее нас украшение. Я ему рисунок показала, поулыбалась, глазки построила, он перья как тот петушок распушил, а после мне всю подноготную вопроса и выложил. Вот так-то!