— Тьфу на тебя, Слон! Ну чего ты брехню эту повторяешь? Своим умом жить надо!
Не успели рассесться, как прозвенел третий звонок. И вновь — долгий, тоскливый, тягучий паровозный гудок — отчего он такой грустный, полный отчаяния, словно паровоз только что лишился лучшего друга?..
«Если тебя окружили», — наставлял папа, — «постарайся сбить с ног крайнего, тем самым открыв себе дорогу…»
Левка Бобровский таки-уговорил Федора совершить ещё один поиск в подвалах корпуса; это оказалось нетрудно: вокруг царила такая суматоха, что сейчас сюда прорвались бы, наверное, все без исключения эсеры с эсдеками, взбреди им такое в головы.
Вот с ними, гимназистами, мальчишки, которые «за рекой», и дрались при каждом удобном случае. Почему, отчего, Федя не знал и не задумывался, всегда так было. «Наши» не давали «фабричным» шарить по заречным яблоневым садам, «фабричные» не давали короткой дорогой добраться до станции или до Вознесенской, главной торговой улицы.
Две Мишени только сжал губы да махнул рукой с маузером — вперёд, мол.