Вот с ними, гимназистами, мальчишки, которые «за рекой», и дрались при каждом удобном случае. Почему, отчего, Федя не знал и не задумывался, всегда так было. «Наши» не давали «фабричным» шарить по заречным яблоневым садам, «фабричные» не давали короткой дорогой добраться до станции или до Вознесенской, главной торговой улицы.
Две Мишени только сжал губы да махнул рукой с маузером — вперёд, мол.
Ирина Ивановна сдержала обещание. Две Мишени начал заниматься с ним сам, и куда серьёзнее, чем все прошлые наставники. Теперь Феде приходилось подолгу упражняться во «взятии ровной мушки, размещению на цели и единообразию прицеливания». Федя услышал о «естественной точке прицеливания», о том, что старую фразу о том, что «меч есть продолжение руки» стрелки перефразировали в «винтовка есть продолжение тела», о том, как правильно должно лежать оружие, и о том, что даже лечь надлежит правильно, не говоря уж о разнице между выстрелами из «холодного» и «горячего» ствола.
Сразу несколько рук взлетели над кадетскими макушками — и одна из них Федора.
— Ну, рассказывай ж, рассказывай! — тормошила его Лизавета.
«Ага, — подумал Федя. — Она ж не догадывается, что я их подслушивал, что знаю про Старика, про Льва, про Бывалого…»