Вечерняя поверка оказалась самой обычной. Двух Мишеней уже не было, пришёл только капитан Коссарт, объяснивший, что под конец дня роту в очередь обходит один из отделенных начальников.
Пишбарышня, со слегка растрепавшейся причёской, но, как и все гражданские в канцелярии, охваченная какой-то дикой, неправдоподобной экзальтацией, лупили по клавишам «ундервуда» с редкостным остервенением, словно под каждой литерой крылось по коварному «врагу свободы».
— Нехорошо, — твёрдо ответил Петя. — Если я кому-то подсказываю, а он урока не знает…
За толстыми стенами не было слышно взрослых. Майский вечер подкрадывался медленно-медленно, исподволь, словно хищник к добыче. Федя встал к окну — через мост, то ли Троицкий, то ли Кировский, неспешно катили трамваи с автобусами, шагали редкие прохожие; в прихожей вновь зазвонил телефон. Игорёк сорвался, побежал брать трубку.
— Есть, господин полковник, как не быть! И краска найдётся…
— Н-да? — иронично глянула на них Ирина Ивановна. — Врать, господин кадет, очень нехорошо. Достаточно взглянуть на выражение лиц господ Воротникова и Солонова.