— Да кто ж его тронет? — искренне удивился Воротников. — Всё по-честному было, без обид. Ты, Солонов, драться того, силён, — вдруг добавил он. — Пожалуй, вторым силачом в роте станешь, ну, после меня, конечно.
«Подлиза» только на первый взгляд безвреден, считали в 3-ей Елисаветинской военной гимназии. Подлиза, когда руку тянет, своего же товарища закладывает, если тот урок не выучил. Поэтому, если, скажем, кадет Иванов, спрошенный о реках Сибири, глядит на «немую» карту, как тот самый баран на новые ворота, то кадету Петрову, даже знай он все эти реки назубок — и Обь, и Иртыш, и Лену, и Ангару, и даже Индигирку — ни в коем случае не следовало лезть и заявлять «позвольте мне, господин преподаватель, я могу», потому что в таком случае Иванов ещё мог рассчитывать на тройку, а вот если Петров отбарабанит, как по писаному, то бедняге Иванову точно вкатят кол.
Федору и Пете пришлось подтаскивать сумки с инструментом и прочими припасами. Установили фонари, зажгли — и замерли, глядя, как священнодействует их учитель физики.
— А чего ж тут видеть? Я пойду и сам спрошу!
Камера и впрямь появилась — на обычной треноге, но небольшая, совсем не похожая на огромные устройства, привычные Феде. Передняя стенка откинулась вперёд, Борода Клинышком деловито раздвинул «гармошку». На передке коричневой кожи красовалась чёрно-белая табличка: «Момент».
И уже оттуда Федя бодро помчался прямо на Бомбардирскую. Да-да, именно туда, к дому № 11.