…Офицер в длинной шинели и германском полевом шлеме взмахнул руками, выронил пистолет и с какой-то нелепой картинностью перевалился через узорные перильца, прямо в неглубокую воду парковой протоки.
— Что вам, полковник? — недовольно обернулся Гучков, уже успевший набрать скорость.
— Наш полк отступал. Японцы старались сесть нам на фланги, разбили свою дивизию на несколько колонн; нам требовалось соединиться с главными силами армии под Ляояном, а для этого — задержать рвущегося в глубокий обход врага. На одной из сопок пришлось оставить совсем небольшой заслон — одно-единственное отделение нашего 4-го Сибирского стрелкового полка, где мне довелось тогда проходить службу. Одно-единственное отделение, господа кадеты, не по уставам и не по руководствам. Под началом — да-да, Фаддей Лукич, под твоим началом.
Тот, кого звали «товарищ Старик» на приснопамятной сходке в их, Солоновых, собственной квартире, сейчас словно обрёл крылья. Никто не замечал смешной его картавости, лысины, неопрятных редких волос. Он не говорил, не выступал, не читал речь — он вещал, с дикой и страстной убеждённостью, какую Федор не встречал ещё ни у одного человека.
— От нас тоже ушёл, — вдруг сказал Петя Ниткин. — У меня тоже дядя есть и тоже Сережа! Представляете?
— Да, «кэт»! — ухо опытного «камчадала» тотчас уловило подсказку. — Э-э-э… «Кинг»? э-э-э… «Квик»?