— Твой ручной кобольд прав, — услышал я женский голос сзади, — ты отверг мое предложение о сотрудничестве, но наделил новой историей какого-то ничтожного трактирщика. Теперь он слишком много о себе думает, придется окорачивать.
Ну что же, неизвестный коллега, пора прощаться. Я очень надеюсь, что ты так и останешься гипотетическим, и эта запись не пригодится. И все же у меня дурные предчувствия. Прощай, есть ты там или тебя нет. Будь умнее и осторожнее, чем я.
Слава обязательной идентификации пользователей — анонимов на публичных инфо-поинтах не бывает. Из двух десятков адресатов дюжина раскаялась уже через десять минут. Принесли глубочайшие извинения, выразили свою опечаленность неверным пониманием, заверили, что ничего такого не имели в виду. Им я отправил убедительное предложение принести публичные извинения там, где они писали свои гадости. Пятеро откликнулись позже — видимо, искали обо мне информацию и оценивали шансы. Оценили верно, пошли по стопам первых. Один проигнорировал — дам ему время до завтра. Еще один написал, что по-прежнему считает меня тупым мудаком и готов за свои слова ответить.
— Ни в коем случае! А если он все-таки замешан? Спугнем. Он уничтожит улики, а нам скажет «в первый раз вижу этот ящик», и мы ничего не докажем.
— А это что за штука? — спросил я, указав пальцем.
— Это плохо, — вздохнул он, — значит, интерес к твоей дочери не случайный.