— В специфическом местном смысле этого слова — да.
Мы шли через анфиладу темных низких залов, спускаясь по наклонному коридору все ниже и ниже. Я забеспокоился, но Клюся шепотом заверила, что все правильно, потом начнется повышение, и мы выйдем на поверхность за Могильниками. В каждом втором зале стояло странное сооружение — нечто вроде большого беличьего колеса из старого, потемневшего дерева, от которого через систему примитивных шестерен приводилось устройство со штангой и коромыслом. Эти механизмы были в разной степени сохранности, от почти целых до груды гнилых обломков, но видно, что они выполняли когда-то одинаковую функцию. Больше всего это походило на примитивные водоподъемные насосы, на что намекали открытые керамические водоводы, сейчас, разумеется, сухие. Какие-то древние мелиораторы уже пытались осушить болота? Но почему тогда они поднимали воду снизу вверх, а не спускали ее сверху вниз?
— Пап, это правда? — спросила Настя. — Мама у него работала?
Петрович, видимо забыв про меня, напевал на мотив арии Мефистофеля из оперы «Фауст». У него оказался неплохой голос.
— Ничего ты не понимаешь. И она тоже. Никто ничего не понимает и мне не верит. Все верят Мизгирю.
— Его тело, там. Убивать скин бесполезно, я пробовала. Здесь он возрождается таким же пустым, а там не приходит в себя. Может, убить его там поможет?