Мы шли по коридору, стараясь удалиться от зала с колоннами, но звук за спиной только нарастал. Настин смарт окончательно разрядился, фонарик в нем погас, света стало меньше.
— Так вот где я видела эту кобольдессу! — воскликнула Клюся. — А я-то голову ломала… Так ты тоже играешь? А корчит тут из себя старичка…
— Антох, Шашлык говорит, у него микрофона нет, так что ты его не перевербуешь. Попробуй потихонечку отходить, что ли… Вдруг у него мозги зависли?
На обеде детишки на меня странно посматривали и бурно перешёптывались, но я решил не обращать внимания.
На третьей стене уходит вдаль аллея темных узловатых голых деревьев. Перспектива передана мастерски, кажется, что по мощеной прямоугольным булыжником дорожке можно пойти, удаляясь от пластиковой ненатуральности интерьера столовой в мрачную реальность картины. Вот только я бы по ней не пошел — такая аллея наверняка ведет к какому-нибудь готическому кладбищу с покосившимися древними обелисками, и путешественника там не ждет ничего хорошего. На деревьях висят клочья паутины и сидят черные птицы.
— Это Мишкин этюдник, — она показала на деревянный плоский ящик со сложенными раздвижными ногами. Там внутри рисунки его, наброски, краски, карандаши — все. Он отлично рисовал. Там есть портреты ребят, но они не помнят, как ему позировали. Здесь все, все, понимаете? А их больше нет. И меня скоро не будет…