— С ума сойти, ужин! — сказала она, обнаружив кастрюлю. — Ты меня балуешь!
— Наташа, я плохой администратор и совсем никакой педагог. Я всю жизнь отвечал только за себя — ну, и за дочку немного. И у меня уже есть работа.
— Вот, посмотри, кто это? Вообще ее не помню… — ногти цокнули, приближая изображение.
Были ли их родители правы? Было ли одно зло больше другого, и какой мерой его померить? Я не знаю. Но с тех пор те, кто приходят в этот город из того мира, подлежат изоляции, изменению или уничтожению.
Я отыскал в посудном ящике штопор, вскрыл бутылку, налил в бокал, поставил перед Лайсой. Она выхлебала его в два глотка и протянула снова. Я пожал плечами, но наполнил.
Теперь перекосило уже меня. Знакомство с родителями друга дочери — это как-то чрезмерно символично. Но я человек тренированный, перекосился внутри, лицом не дрогнул. Тем более — оладьи. За оладьи я готов претерпеть.