Кот перестал вылизываться и уставился на меня выжидательно. Потом раскрыл пасть и беззвучно мяукнул. Мол, чего тупишь? Посмотри уже. Дурные новости не исчезнут, если их игнорировать, хотя моя дочь делает вид, что это не так.
И взрывная триада капсюля, пороха и свинца.
А на улице меня ждало потрясающее явление. Прямо у входа в трактир стояла Элина. В полной униформе офис-стервы: юбка-карандаш, идеальная белая блузка, туфли на каблуках. Строгая прическа, неброский макияж, очки в тонкой оправе, носимые явно для имиджа. Только отсутствие бюстгальтера под тонкой блузкой выбивается из образа. Наверное, это специально, чтобы смутить собеседника, вынужденного буквально домкратом поднимать сползающий взгляд к лицу. На улице игрового города вся эта роскошь смотрелась, мягко говоря, странно. Проходящий мимо юный полуорк присвистнул и сказал громко: «Зачетные дойки!». Элина даже взглядом не повела.
— Чтобы на меня падал отсвет твоей славы, разумеется! А что, мне уже нельзя и отцом похвастаться?
Ограниченность — естественное следствие храбрости. Полезная природная адаптация самца-добытчика, который, будь у него получше с фантазией, не вышел бы из пещеры навстречу опасностям мира и умер бы с голоду.
«Выживание вида важнее выживания его отдельного представителя», — считает природа, выставившая в настройках по умолчанию приоритет размножения над самосохранением. Как биологическое существо, член отряда приматов человек плодится и размножается, пренебрегая личным благополучием. Как существо, по неизвестной причуде бытия наделённое разумом, — внутренне противится этому. Этот экзистенциальный конфликт и есть основа родительской любви/ненависти. Когда от «обожаю тебя» до «тварь неблагодарная» и обратно — один шаг. И он же лежит в основе того, что европейцы называют generation gap, проблема поколений.