— Да этот сержантишка из людей Рене, беззубый такой, корчит из себя офицера. Еле уговорил дурака, — продолжает Сыч.
— Стойте, Эшбахт, — орал он, да ещё не тоном просящим, а тоном требующим. — Стойте!
— С солдатами разберётесь? — она вдруг вырвала у него младенца. — Я тут живу с этими двумя гарпиями, да ещё с этой монашкой кисломордой, что поучает меня вечно. Живу хуже, чем при старом муже в Маленсдорфе, а он будет ждать да с солдатами разбираться.
— Я видел, как они разбегались, когда на вторую роту наехали кавалеры, — снова говорит капитан-лейтенант.
— Изведёт теперь своими поборами! — говорили другие.
Пятидесятилетний, за свою долгую солдатскую жизнь истерзанный железом сержант сразу встал, вот уж кто волновался тут, так это он. По лицу его даже пот стекал, хотя жарко-то и не было.