— Абсолютная дисциплина! — повторил Волков. — И доведите до сведения набираемых людей, что я не погнушаюсь использовать скрещение оглобли, даже если кто-то будет из благородных.
— Второй ряд, на линию стрельбы, — кричит молодой, совсем ещё молодой ротмистр. — Первый, заряжаться!
— Чёртовы стрелки, — говорит Скарафаджо, — мы так врезали мужичью, что навалились на Рене… Хорошо им врезали. Так они на том берегу собрали сотню арбалетчиков и полсотни аркебузиров. И эти ублюдки нас и поливали с того берега. А нам, главное, и не спрятаться, не ответить им, мы же пехоту мужицкую тут стреляем. Так и стояли под огнём, пока не стемнело.
А епископ всё молчит, ни в какую говорить не хочет.
— Принеси мне бумагу и чернила и скажи там кому-нибудь из мужиков, чтобы разыскали мне Сыча.
— Господин Эшбахт, господин Эшбахт, — кричит упитанный господин, видно, он у них за старшего. — Дозвольте сказать.