— Говорят, что вы собираете во Фринланде немалое войско? Говорят, собираетесь воевать? — интересуется отец Франциск.
— На кого же я брошу поместье? На нашу госпожу пришибленную, на Ёгана, на Марию или, может, на эту графиню вашу? — она поцеловала его в щёку и легла на подушки рядом. — Нет, в следующий раз поеду, как вы с войнами своими угомонитесь, так и поедем.
— Найди ему брата Ипполита, пусть исповедует, — отвечает кавалер. — Потом повесь.
— Ах, да… Припоминаю, припоминаю… У вас было, кажется пару драк с какими-то там горными разбойниками… — продолжал маршал. — Об этом говорили. Но неужели теперь за это император дарует такие чины?
Когда солдаты стояли в лагере у реки, они и мылись, и брились, и одежду стирали или давали стирать её маркитанткам. В лагере они чисты и пригожи; и ботинки, и одежда у них крепки и исправны. Шесть дней марша — их не узнать. Лица их серы от дорожной пыли, серы волосы и даже ресницы серы.
— Ничего, ничего, глаза целы, это главное. Останутся шрамы, но это ерунда, красавчиком вы всё равно не были. Чёрт! — кавалер поглядел на его изрубленные руки. Особенно плоха была левая рука. Волков вскочил и заорал: — Телегу мне! Талер за телегу!