— Внутри больше, чем снаружи? — тихо спросила она, с опаской заглядывая внутрь.
— А как твоя козявка будет тебя называть? — требовательно спросила Ева.
— Потому что я только что проснулся, — объяснил он, — господи, Вика, ты появляешься все раньше.
Она была крайне решительной особой во всех своих поступках и в то же время и правда похожей на сахарную вату. Эта двойственность заставляла все его мысли разбегаться в самые разные стороны, и все, что оставалось сейчас самым важным в жизни — это то, что Асины пальцы цеплялись за его волосы, и она прижималась к нему все сильнее и сильнее, как будто была намерена слиться в одно единое существо. Адам уже и не помнил, какие оправдания для себя сочинил, чтобы уберечься от неминуемого гнева. Потому что не было никакого гнева.
Он вообще, наверное, никогда в жизни ни с кем не говорил о любви.
— Сможете идти? — он протянул свободную руку, за которую Ася моментально ухватилась.