А еще он снова подумал о Григории Стеклове, который тогда, в тридцатых годах, каким-то макаром умудрился все это в одиночку провернуть, и отделаться только ранением. Прав Пал Палыч, пожиже народ стал. И пугливей, скорее всего. По крайней мере, дрожь, проходящая по спине, сейчас была не только от морозца, опускающегося на землю с черных беззвездных небес. Просто очень уж мрачно смотрелись светлые пятна на черном фоне леса, в некоей точке смыкающегося с беззвездными небесами. Пессимистично они смотрелись.