Женщина потыкала пальцем, украшенным золотым перстнем, в кнопки домофона, раздался курлыкающий сигнал, а следом за ним невнятное шипение.
– Хан и его воины, – даже как-то удивился Михеев. – Как слышится, так и пишется. Они вроде наших нынешних «потеряшек» в те места сдуру сунулись восемьсот лет назад, там все и сгинули.
– В храм науки, – благодушно сообщил ему Ровнин. – В обитель мудрости, можно сказать. Образовалось у меня там кое-какое дельце. Ничего серьезного, задачка в одно действие, ответ на которую, мне, пожалуй, уже известен.
И все-таки они опоздали. Не очень сильно, всего ничего, но опоздали.
Внутри дом оказался не менее величественным, чем снаружи. Правда, вечер уже вступил в большинстве помещений в свои права, и потому в иных коридорах молодых людей встретила темень, пусть не непроглядная, но все же очень и очень густая. Но ряд комнат все же был залит неярким солнцем, уходящим от Коли и Женьки до завтрашнего утра, и они смогли полюбоваться потолочными мозаиками, хитроумными узорами паркетных полов и искусно выложенной печной голландской плиткой. Судя по всему, именно эти изыски и являлись главными ценностями музея, поскольку других экспонатов, вроде картин, сервизов и прочих предметов роскоши, вокруг не наблюдалось. Нет, на стенах висели какие-то пейзажи и портреты, а под стеклом поблескивали несколько табакерок и часы с навеки остановившимися стрелками, но при виде этих экспонатов сразу становилось понятно – они лишь крохи былого величия, исчезнувшего в круговерти революции старинного рода. И еще неясно, подлинные это раритеты или же нет.