Я увидел испуганные глаза Аллигатора, которого стремительно покидала жизнь. В них было столько паники, что хватило бы на нас двоих.
Если Гром и мы не ощущали большой усталости, то Лаубе начал сдавать. Мне стало жалко Константина Генриховича. Для его возраста чрезмерные нагрузки вредны.
- Это вы у Трубки спросите, когда он очухается… Ну или если очухается, а то уж больно ваш человек дерётся крепко, - он перевёл взор, в котором не читалось ничего, кроме испуга, в мою сторону.
Полундра? А это, наверное, матрос, который поделился шинелью. Надо бы вернуть её, кстати, пока не забыл.
Пару минут мы молча пили чай, думая о своём. При этом Кравченко ни на секунду не отводил с меня взора пристальных глаз – наверное, изучал.
- Не. Тоже хочу банду поймать, - хохочет Полундра.