Она никогда не слышала того, что вступало в противоречие с ее картиной мира.
Мрачный. Темная кожа его лоснилась, и насыщенный, какой-то даже с лиловым отливом, цвет ее лишь подчеркивал сияющую белизну парадного мундира.
Он развел руками, сетуя на недальновидность того, в чью чудесную голову пришла эта, по сути своей довольно здравая мысль.
— Про любовь я пока не читал, — признался Данияр. В темноте легко было говорить, пусть и о книгах. — Мне больше про войну нравится.
Но это верхняя граница, которая гарантирует, что корабль сумеет встать на струну.
— Давайте, я попробую, — Данияр чувствовал себя не то, чтобы спасителем, во всяком случае, не лишним человеком, особенно, если у него все-таки получится. А получится должно, да…