— Бры-рым, — просипел великий ученый, и кресло под ним дернулось. — Т-ы-ыр.
И хотелось смотреть на них, трогать, перебирать хрупкие эти прядки.
Лотта надеялась, что та все же не совершит глупость, а если и совершит, то не ту, о которой Шарлотте подумалось.
Пусть не столько за нее, Лотту, сколько за место и собственные активы, но все одно приятно.
Мэйсон отпустил целителя взмахом руки и, когда тот ушел, развернул к себе инвалидное кресло.
Она всенепременно узрела бы нечто такое, переродившееся бы после в оду или арию, или новую картину. Кто там знает, чем она сейчас увлеклась. А Тойтека трусливо волновало лишь одно: выдержит ли поле, если на кресло рухнет вот та металлическая штуковина, что повисла на тонком, будто нить, канате?