Заполошно лязгнули выстрелы, высекая искры по камню стены и пола, оглушая и заполняя коридор дымом от дрянного пороха. Тишина, что последовала за опустошенными обоймами, казалось, была желанна и самими стрелками.
– Да ну ее… – неожиданно ответил его сиятельство, открыв мутноватые с недосыпа глаза.
– Дракон в небе погас, когда Самойлов снял перстень с пальца и прилюдно бросил мне в руки, – ответствовал Александр. – Перстень настоящий.
Я для него смотрелся, как шанс, а моя виновность – была возможностью попасть если не в учебники, то в газеты. Впрочем, судя по осторожному тону и некой степени деликатности, выраженной в вежливом приветствии и личном посещении камеры, где-то там, наверху, явно просили не горячиться.
– Тогда я сам, если не возражаете. – Потянулся Черниговский к бутылке.
– Он будет знать! – Панически смотрел на него Роман Глебович. – Даже этого мне достаточно, чтобы умереть от позора. Не вскрывай монолит. Проси все, что хочешь, но закопай его обратно, залей бетоном и забудь!