Драгоценный паркет был аккуратно убран, а на бетонных плитах разведены огни, пожиравшие чуть менее драгоценную мебель – лавки, столы, кресла, принесённые отовсюду. Возле пламени грелись призванные гусары, охотно подставляя ладони под жар. Тихонько к кострам подходили люди из обслуги дворца – погреться в мире, внезапно оказавшемся без Силы.
Черниговский повел шеей, разминая напряженные мышцы и мрачно посмотрел на бутылку.
– Какая радость, что эти бесстыдные беглецы из Биена не имеют к вам, ваше величество, никакого отношения. Этих убийц, из-за которых станет некому отдавать золото и деньги, мы жестоко осудим на страницах газет вместе со всей просвещенной общественностью!
– Ах так… – Зашелестел голос будто снаружи здания.
– Самойлов, вас просят подняться в деканат по вопросу отчисления.
Мужчина перед Иваном Александровичем, сорока лет на вид, казался разочаровывающе обычным. Кареглазый, темноволосый, невысокий, с легкой степенью полноты, но широким разворотом плеч. Обычный. Он даже одежды выбрал, как у своих охранников – пальто темного кроя, шарф поверх рубашки. И если бы не тяжелые перстни с самоцветами на руках, выставленные словно невзначай, Черниговский с ним и разговаривать бы не стал. А так – видно, что на сохранность этого человека изрядно потратились. Значит, он нужен и важен.