– Михаил Андреевич Ломов. – Опасливо смотрел он на меня.
– Вам недостаточно этого? – Недоуменно указали на банковскую карту, которую так и не взяли.
– Тогда почему ты здесь, а не с ним? – С интересом произнес я.
Мне почти не звонили – одно дело возглавлять позорный список «помилованных», а другое – разбить бутылку о голову цесаревича уже после его публикации. Даже первое не добавляло мне популярности, а связываться после второго – значило напрямую оскорбить государя. Ведь какие могут быть разговоры с государственным преступником, которого не сегодня, так завтра лишат имени и повесят на невысоком деревце? Потому звонили только цесаревич Сергей Дмитриевич, спрашивая про погоду и здоровье; договорились, что миллиард за плохой сон моего рядового с попыткой взять его под контроль – приемлемая вира. Его сиятельство князь Давыдов уточнял, почему я не на службе, какого демона в ссылке, и куда ему девать столько золота; сошлись на конной статуе в полный рост. Его сиятельство юнкер Ломов приглашал побродить по шоссе Энтузиастов; наметили на февраль. Более бесстрашных не было.
– Я гусар! Честь дамы для меня превыше всего! – Категорично отказались разглашать имя.
– Один из двенадцати верховных судей Империи, Ждан Семенович.