Разнежившись от теней и листвы, Марк философски подумал, что самое страшное, что может с ним случиться из-за Варвары, чем бы она ни была, — преждевременная смерть. Но смерть всегда бывает преждевременной, даже если тебе исполнилось сто семь лет и твои правнуки смотрят на тебя с едва заметным упрёком и ожиданием.
«Дорогой Марк Генрихович! Памятуя о теории хаоса и благодаря вашему выдающемуся носу, я пишу вам это письмо. После моей смерти прошло уже несколько недель, и за это время я успела не только оплакать саму себя, но и раскрутить длинную цепочку моих несчастий, обнаружив источник всех бед. То есть вас, Марк Генрихович. Серьёзно, именно «взмах вашего крыла» отправил меня на тот свет.
— Должно быть, очень обидно умереть ради чьих-то безмолвных мольб, — заметил Марк, позволяя ей стиснуть свою ладонь.
Было одиннадцать вечера. За окном, мигнув на прощание, разом погасли все фонари. Осенний дождь стучал в окна.
— Вы готовить-то умеете? — запоздало спросил Марк, открывая все форточки в квартире.
У оперной дивы Гренландии Брик были полноватые, прохладные, нежные губы — ничего общего с потресканным температурным дыханием Катюши, сурового вегана. Но поцелуй был точно таким же: робким, изумленным, почти испуганным. На этот раз Варвара не пыталась уже сбежать или оттолкнуть Марка, вступала в поцелуй, как в незнакомую воду, осторожно, недоверчиво. Это у Марка сердце едва не выпрыгивало наружу, тяжело и часто билось о грудную клетку. А у его покойницы, кажется, наоборот пульс замедлился, дыхание почти замерло.