— Не знаю, — сказал он, накрывая своими ладонями её ладони, сплетенные у него на животе, — не знаю, что мне с тобой делать.
— Ой, — сказала она неожиданно тонким голосом, — бабочки в животе запорхали. Вот прям целый выводок.
— Понимаете, Марк Генрихович, всё это похоже на рождение и на смерть. Когда я попадаю в чужое тело, то это страшно и непривычно, и я ощущаю на себе все невзгоды, терзающие человека. У Марьи Михайловны, например, сильно болели суставы, я чуть с ума не сошла, пока добралась до вас. У вчерашней Эльзы было похмелье и разбитое сердце. Кроме того, надо ведь приспособиться к рукам этого человека, и к ногам, и к его голосу, и к тому, что он видит вокруг себя… А когда я покидаю их, то у меня всякий раз такое чувство, что я умираю заново, а умирать очень неприятно… Дайте запить кефиром!
— Может быть, — наконец, сказала Кристина.
А потом зазвонил телефон, и Марк проснулся.