Еще десять минут ничего не происходило, пока я на расслабоне не заметил движение.
— Я поняла, Алексей… — досада на лице Марии читалась невооруженным взглядом, да и Варвару чуть передернуло. — Думаю, вопрос с нашими портретами мы будем решать в текущем режиме.
— И что тебя заставило передумать, сынок? — подойдя, поинтересовался он у меня. — То, что на границу не поедешь? Или еще что-то?
Ужин в кругу Юсуповых для меня прошел как в тумане, хоть они этого и не заметили — я был с ними, нормально общался, пытался шутить, и у меня даже это получалось, говорил комплименты женщинам, в том числе и Инге, получал комплименты в свой адрес, участвовал в обсуждении последних светских сплетен, смеялся и был серьезен, но… Передо мной постоянно стояли притягивающие к себе глаза отца Мефодия Тагильцева!
— А поучаствовать что, совсем у тебя желания нет, Николай Николаевич? — хмыкнул генерал.
В лагерь добрались без происшествий уже в пятом часу утра. Вертушки дозаправились и снова улетели в ночь, взяв на борт съестных припасов и воды. Как я понял, полковник Пожарский планировал использовать эти вертушки для диверсий — планомерного уничтожения всех тех полей для выращивания мака, до которых у него получится дотянуться.