– Сейчас мы изучаем творчество Эзопа, – с готовностью ответила Доротея. – Басни. И мифологию.
Он клюнул. Точно. Теперь осталось дать ему потомиться, а потом сделать первый шаг. Ланс не может проявить инициативу. Клэр несовершеннолетняя, а у него профессиональная этика.
Постепенно шум стал стихать, камни шуршали, устраиваясь удобнее, то и дело раздавались стук, шорох, потом пронесся тихий вздох, словно земля наконец успокоилась, и остался лишь быстрый ритмичный стук под ладонью. Опомнившись, Тиль убрала руку с груди Ланса, высвободилась из тесных объятий. Колдун посмотрел на нее, сглотнул, и крохотная царапинка на его шее – наверняка порезался, когда брился – дернулась.
В полумраке глаза Ланса светились, как у кота. Тиль некоторое время наблюдала за ним через полуприкрытые ресницы, а потом задремала. Сквозь сон она слышала, как Ульрих протопал через гостиную в свою спальню, оставив густой шлейф рыбного запаха. Потом стало холодно, и кто-то заботливо подтянул ее одеяло выше, подоткнул его сбоку. Дождь с новой силой забарабанил по подоконнику, и Тиль провалилась в сон, глубокий и темный, как колодец. Или как могила, из которой не выбраться, как ни кричи.
За окном вид был куда интереснее. Над развалинами курился дымок, словно кто-то разжег костер. Но Клэр-то знала, что ни деревьев, ни веток, ни даже мусора там не водилось. Чему гореть? Она как-то из глупого сумасбродства забиралась на серые стены, но второй раз туда не пошла. Непонятно, почему ей там не понравилось: вид даже лучше, чем с крыши пансиона, можно курить – и никто не застукает, тихо. Но стоило представить щербатые стены, а особенно – черный вход в подвал, зияющий беззубой пастью, как ее бросало в дрожь. Так что, если кто-то умудрился сжечь развалины, она горевать не будет.
– Будь осторожна. – Ланс тоже встал с кресла, шагнул к Тиль, и та невольно попятилась. Он нахмурился, виновато вздохнул. – Прости меня за вчерашнее.