Тиль вышла из пансиона и направилась к яблоневому саду. Она крутила в уме имеющуюся информацию и так и сяк, и по всему выходило, что они с Лансом пока далеки от разгадки.
– Знаешь, я ошиблась, – откликнулась Тиль. – Ты все-таки сошел с ума в своей могиле.
– О нет, – возразила библиотекарша, стоящая в круге, и зло зыркнула на Тиль. – Я еще и не начинала жить.
Чуть прихрамывая, Тиль поспешила к распростертой на земле фигурке. Сорочка на Клэр сгорела дотла, на левой ноге тлела обугленная кроссовка, но на коже, израненной, сплошь покрытой ушибами и ссадинами, не было ожогов.
От преподавательского крыла уже спешила Петра, звук ее каблуков дробился, как стук копыт.
– Если еще кому-то нужно пописать, ваза большая, – добавила Петра, села и открыла первую страницу. – Итак. «Весенним утром, когда ветер принес в открытое окно аромат цветущих апельсиновых деревьев, а горничная подала завтрак из свежайших булочек, джема, горячего шоколада и клубничного йогурта, Элеонора узнала, что ей придется выйти замуж…»