— Полагаю, что по частям я продам его еще дороже. Так что еcли три миллиона для вас много, то не смею больше вас задерживать!
Пальцы потянулись к лежащему рядом цветку, безжалостно сминая его хрупкую красоту.
Но Хард ведь враг! Один из тех, кто убил мою мать. И я должна его опасаться! Тогда почему на каком-то бессознательном уровне я понимаю, что больше не чувствую идущей от него угрозы? И почему от предстоящей стычки с ним у меня предвкушающе сжимаются мышцы, а организм вырабатывает такое огромное количество адреналина, что бешено бьющееся в груди сердце начинает причинять боль?
— А сказки? — памятуя, сколько их рассказывала мне моя бабушка, поинтересовалась я. — Какие ваша мама и бабушка рассказывали вам в детстве сказки?
Зэд кивнул и, открыв какую-то очередную дверь, впустил меня в помещение, явно служившее Харду и столовой, и кухней. Кроме того, что две стены были полностью стеклянными с выходом на небольшую террасу под открытым небом, две другие походили на какой-то фантастический десерт. В обтекаемых лаковых поверхностях красного цвета мистическим образом отражалось всё происходящее в комнате, а созданная из стекла шоколадного цвета рабочая поверхность довершала изысканный шик интерьера. Но больше всего мне понравилась люстра: в свисающем с потолка прозрачном стеклянном шаре непрестанно крутились часовые механизмы, слoвно напоминая о том, что время никогда не стоит на месте.
Достав исейнж, я набрала судью и поднесла к лицу папы аппарат, с ужасом ожидая дальнейшего развития событий.