«Хата» не поражала роскошью, да и обычного порядку заметно не было. Зато хламу вдоволь – пара громоздких черных комодов, похожих на гробы для бегемотов, и даже гардероб с мутным зеркалом, дорожки, плетенные из лоскутков, венские стулья…
Зенитки долбили без пауз, небо практически затянули черные кляксы разрывов. Казалось, что через такую стену заградительного огня не сможет пробиться никто. Да, так оно поначалу и вышло – еще три «Юнкерса» вспыхнули огненными цветками. А два все-таки отвалили с курса атаки, таща за собой густые полотна черного дыма.
Я аккуратно, по миллиметру, придвинул лицо к окну и заглянул в горницу. Три расхристанных, заросших типа сидели в торце огромного стола и резались в карты. По столу были хаотично разбросаны пустые стаканы и миски с деревенскими разносолами – кольцами колбасы, горками квашеной капусты, мочеными яблоками и солеными огурцами. Посредине стояла здоровенная бутыль с мутным самогоном, заткнутая кукурузной кочерыжкой. Данный натюрморт освещала керосиновая лампа-пятилинейка. Что интересно – нам с Валуевым такое угощение не предлагали. Экономили на будущих покойниках, суки…
– Ты это… Береги себя, Трифон! – пробасил Валуев, похлопывая начсклада по плечу. – Ребята из нашей старой группы тебе привет передают!
– Ну так, – самодовольно хмыкнул Павленко. – Было дело… Дела! Полтора месяца непрерывных боев в составе 12-й армии. Почему я так говорю, про армию, а не про батальон или полк? А потому, что я и недели не сумел продержаться в одной части! То разобьют нас на хрен, то разбегутся сами. То в одну дивизию вольют, то в другую… Последний месяц воевал в 16-м мехкорпусе, там же меня… хм… произвели в старшие сержанты. А потом, когда я ротой командовал – пришлось поневоле, – опять повысили в звании. И вот еще…
– А ты, я вижу, даром времени не терял! – в полный голос сказал я, подводя черту под «секретной» частью разговора. – Уже старшинскую «пилу» заработал!