– Наставник… А как к нам относится церковь? – Вздохнув и выдохнув, успокоился Кеош и глянул в сторону смотрящих на него храмовников.
Дно телеги било в спину Аркадии на каждой неровности, отдаваясь ломотой в ногах и кончиках заиндевевших пальцев. Сено утрамбовалось в пути так, что почти не чувствовалось, а наброшенные сверху меха будто бы и не давали и толики тепла из-за продуваемого ветрами основания. Холод касался кожи кисточкой, выписывая странные фигуры, от которых знобило еще сильнее.
Филипп заболел на следующее утро по возвращению из леса. Вернее, в тот момент казалось, что слегка простыл – так бывает, когда просыпаешься позже обычного, голова ощущается слегка тяжелой, а по ногам растекается легкое покалывание. Где-то на краю сознания царапало память хмурое марево сна, которое не вспомнить – но был он недобрый, свитый из черных и серых полутонов, оставшееся холодным потом на спине – от него и проснулся.
– Сейчас придумаем, – архимаг приценился к доскам в заборе, скрепленных меж собой деревянными колышками, и два удара выдернул неширокую жердь, до того кое-как крепившуюся к остальным.
– Простудился, ма, – прохрипел Фил, и вновь зашелся кашлем, скрутившим в поясе.
– Нам ведь нельзя светиться, – строго ответила демонесса, не собираясь раскаиваться.