— Вам не дадут упасть, — заканчивает он. — Что ж… Могу сказать, что вы способны дать фору Эве по части упрямства. Но я очень вас прошу: если вы поймете, что находитесь на грани обморока или же готовы разрыдаться, немедленно скажите об этом мне. Я смогу увести вас незаметно.
Визит госпожи Ланни прошел уже привычно: шумно и суматошно. У меня в глазах рябило от нарядов, которые она раскидывала передо мной, как сказочный торговец перед красивой девушкой, что бы соблазнить ее заманчивыми переливами нежных шелков и дивным тканым узором шалей, богатством бархата и блеском мехов… Никто никогда потом не видел тех, кто соглашался примерить наряд из чужестранной материи. Редко-редко через много лет возвращалась сморщенная умалишенная старуха и уверяла, чтo она и есть пропавшая невесть когда девица, но узнать ее уже было некому…
— Умоляю вас, сударыня… — сейчас губы канцлера едва заметно дрожали от сдерживаемой улыбки. — Это его величество с сыновьями могли продефилировать верхом. Даже ее величество — я имею в виду мать Эвы, разумеется, — иногда садилась в седло, но обычно дамы едут в открытом экипаже.
Я бы кинулась на нее, чтобы отбить Одо — в ход пошли бы кулаки, ногти и даже шпильки, — но меня удержали, и вырваться я не сумела. Увидела только, извернувшись, что держит меня очень похожая женщина.
— Эва называет его просто Эдом или даже маленьким Эдом, потому что он долгое время был ниже нее ростом и только недавно вытянулся, — сказал канцлер. — Не путайтесь, не то он решит, будто вы за что-то на него обижены, начнет расспрашивать — а он очень настырен… Словом, это ни к чему.
— Увдир? — усмехнулся он. — Дочь Увве? А ее мать, наверно, звали Илле Ивдиp? Вы с наставницей полагали, никто не помнит древних языков, а если изучал их в юности, то давно позабыл и ни о чем не догадается?