— Не напрашивайтесь на комплимент, ваше величество, это неприлично. И, в самом деле, — он взглянул на часы и захлопнул крышку с громким «так!», — пора отправляться.
— Думаю, вы унаследовали фамильное упрямство?
— Трогай! — приказал канцлер, и карета двинулась вперед.
Канцлер резко поднялся — я невольно вжалась в спинку кресла, хотя он не сделал даже движения в мою сторону, — шагнул к стене и коснулся какого-то рычажка. С тихим шелестом панель из драгоценного седого дерева отошла в сторону, обнаружив большое, в человеческий рост зеркало. Канцлер подошел к нему вплотную, и я поразилась — в стекле не отражaлся ни он сам, ни комната, оно было темным и пустым, — и кoснулся его массивным перстнем, который носил на левой руке. Сперва ничего не происходило, потом вдруг поверхность зеркала пошла едва заметной рябью, засветилась, и я увидела…
— Ваше величество… — шелестело кругом. — Ваше величество… скажите, Богини ради, что теперь будет? Где наш доктор?
В самом деле, откуда юной королеве знать площадную брань? Нo ведь она знает, тут же мелькнуло в голове. Одо говорил: Дагна-Эвлора во время припадков ругается последними словами. Может, слышала во дворце от гвардейцев? Или от отца: насколько я поняла, он не очень-то сдерживался в выражениях, когда говорил с глазу на глаз с тем же канцлером… Неважно!