– Это всё от нелюдимости его солдатской. Всю жизнь при солдатах, да при других грубых людях, при конях. Как с дамами себя вести не знает, учить его надобно, да некому. Папенька помер давно.
Нехотя рыцари начали слезать с коней, за ними спустился с лошади и барон. Лицо его всё ещё было кислым, видно, не так он себе представлял эту встречу, совсем не так.
– Известно сие наверняка. Люди были на том берегу. Знают.
Он взял её за руку и повёл к себе в дом. Выгнал девку Марию, что мыла посуду у камина, подвёл Брунхильду к кровати. Усадил.
– Что молчите? Забыли? Вот и косите сено мне, не то будете лошадей в долг у барона брать.
Польстило ей это. Вроде холоп её похвалил, а всё одно – польстило. Ута теперь и слова лишнего не говорила, пока не прикажут ей, поэтому слова Игнатия в сердце ей запали. Ехала она по городу и цвела. Даже книги не трогала, что рядом лежали, просто в окно кареты смотрела.