Он уселся за стол и позвал монаха, поговорить о делах, как Брунхильда подошла и положила перед ним бумагу. То было письмо со сломанной печатью.
– Ишь ты, вон они какие, а этот и вовсе зарос как зверь, а ну, говорите, кто вы такие?
– Истинно, – сказал Волков и протянул землемеру руку.
Ему и овин нравился, и сарай для мужицких инструментов, и конюшня. Конюшня, впрочем, и Волкову самому понравилась. И амбар просторный Ёгану по душе пришёлся.
Взяла она кинжал крепко, и повела его по лбу от виска до виска разрезая ему кожу на лбу до самой кости, а книготорговец, замер, оскалился от боли, кряхтел, зубы стиснув, но другого звука не издал, хоть кровь заливала ему всё лицо и стекала на подушку. Так он её сейчас боялся, что даже пальцем не пошевелил, пока не закончила она.
– Так отчего же не её пашут мужики? – Спросил Волков.