– Факела готовы, кони осёдланы, люди и собаки готовы.
Он пошёл к своему сырому дому, из которого через крышу (а не через трубу) валил дым. Пошел не потому что хотел посмотреть, что там делает Сыч, а чтобы побыть одному, чтобы подумать о том, на что он сейчас решился и отчего ему теперь не отступить. Он оглядывал свой сырой и полуразрушенный дом из чёрных брёвен, ворота, что почти упали с петель. Оглядывал холмы за домом, что напрочь заросли репьём и чертополохом, красную, неплодородную землю, что видна в прогалинах. И понимал, что никуда теперь от этого всего ему не деться. И что жизнь его легче не станет от того, что теперь он барин и господин. Да и ладно, никогда она у него легка и не была. Всё, что помнил он о себе, так только то, что с юных лет он был в солдатах. А теперь он стал офицером, и две сотни людей, солдаты и местные мужики, от него зависят. А больше ничего и не изменилось. Ну и ладно, взял эту землю, поглядел на неё и ума отказаться от такой земли не нашёл, вот и тяни теперь эту лямку,
– Вот о том мы и хотели поговорить,– мягко не согласился сержант.– Четверть это многовато.
– А дома, дома тоже чума унесла? – Не понимал Волков. – Домов-то всего восемь.
– Не бойся, говорю тебе, – продолжал архиепископ. – Мы не дадим тебя в обиду.
Кавалер думал, что монах будет говорить о покойнике, крестике и волках, но тот достал из-за пазухи хорошо исписанную бумагу.