Он вдруг снял с пальца перстень, золотой.
Тот так и стоял со скрещенными на груди руками, гадая, зачем этот чиновник из кантона пожаловал к нему.
А за коней так тридцать талеров, за кобыл совсем немногим меньше. А поверх того ещё доски, тёс, брус, с мебелью долго торговались, посуда и многое другое, что нужно человеку в хозяйстве. А ещё собаки.
– Выяснишь, отчего они не плавают, по своей стороне реки.
Аббат Илларион, посмеиваясь, рассказывал Волкову во время пиров в Хоккенхайме, что епископ зеленеет лицом и трясёт своими подбородками, когда слышит имя кавалера. Епископ всех уверяет, что Волков вовсе не рыцарь, а вор, который его обокрал, выманив у бедняги пятьдесят талеров на дело, которое не сделал. И что сам он, епископ Вильбурга, не просил своего брата, архиепископа Ланна, производить этого проходимца в рыцари. И что письмо, которое привёз мошенник от него, подложное. В общем, встречаться с этим жирным попом Волков не хотел ни при каких обстоятельствах и задерживаться в Вильбурге не стал.
– Откуда же ему там быть? – Всё удивлялся Куртц.