– Насмерть. А затем откачал и притащил в Москву. Ты представляешь, как сильно эти деяния бьют по молодой голове? У него все получается, он творит все, что захочет. Его защищает передо мной мой сын. Что, по-твоему, станет его следующим шагом? – вкрадчиво произнес император.
– Максим, ты спишь? – спросила в тишине Ника через десяток минут.
Запах табака от недокуренных и разломанных пополам сигарет боролся со снежной свежестью ветра, сквозящего с балкона через приоткрытую дверь и тонкую тюль штор. В гостиничном номере, часы на стене которого отражали десятый час ночи, царили полумрак и тягостное ощущение опоздания – той самой духовной разбитости, что следует за воодушевлением, уверенностью, легкой паникой и напряжением в попытке ухватиться за последние минуты.
– Мы очень за тебя переживали. Почему ты ослушалась и вернулась в город?
– Для всех было бы лучше, если бы угрозу миру просто устранили.
– У меня есть к вам выгодное предложение, – был я настойчив, игнорируя посеревшего и нервничающего охранника.