Но уже на исходе восьмого часа вечера мы стояли подле пустыря на Воскресенской улице – полкилометра в длину и полторы сотни метров в ширину ценнейшей земли в самом центре города, без единой постройки на ней.
– И ничего, – пожала плечами невеста. – Отряхнулась, домой пошла.
– Ника… – удержал я ее, касаясь локотков.
Шемякин пристально обвел взглядом сидящих за столом.
– И что мне с этим делать? – с укоризной спросил я, аккуратно взмахнув ложкой и указав на открытый пломбир.
– И тут нужен суд да расследование! – хлопнув ладонью по колену, невольно оттянул на себя внимание Давыдов. – Эка я вовремя сподобился, господа! Разрешите представить достойного человека для этого ответственного дела! – повел он рукой в сторону колонн, где на границе свит Панкратова и Юсупова, стараясь выглядеть независимо, до того перетаптывался Еремеев, сейчас резко побледневший.