Восторженные крики и овации я принимаю как должное.
Я смахнула набежавшую от умиления слезу, стараясь не смотреть на Броневого, который - не удивительно ведь - оказался свидетелем. И так думала о нем - о нас - всю ночь. И знала -стоит на него посмотреть, как я пропаду. Утону в его серых глазах, которые настойчиво искали меня с самой нашей встречи у ЗАГСа, куда мы прибыли выполнять свои обязанности.
Машина за ним вернется где то через полчаса. Сидеть в почти пустом зале не хотелось. Броневой вышел из ресторана, забрал свои сигареты и кивнул охране, чтобы оставили его одного. Он поднялся на верхний этаж, где располагался небольшой зимний сад.
- Может и ничего. Только это мнимая легкость, за которой прячется страх перед реальной жизнью. Ты готова легко отказаться от работы, если она тебя чем-то не устраивает, от людей, если они говорят то, что тебе не нравится, от мужчины, если он, с твоей точки зрения не подходит в чем-то. А ведь там, где двое, неизбежно будет борьба за отношения.
Цвета шампанского, потрясающе смотревшегося с её черными волосами, с воротником стойкой и пусть закрытыми рукавами и спиной, но с узким разрезом спереди чуть ли не до пупка;и простой юбкой в пол из кружева.
На пороге стояли его родители. Павел припомнил, что несколько дней назад они звонили: сообщали, что прилетели. Но, во-первых, к нему это имело мало отношения - родители довольно часто бывали в Москве по своим делам и всегда останавливались в гостинице. А, во-вторых, он был слишком занят, чтобы уделять внимание еще и им.