Павлу хотелось встряхнуть рыжую и увидеть, наконец, в её глазах, в лице что-то живое. Как прежде. Он поймал себя на совершенно иррациональном желании услышать от Ярославы гадость. Вызвать её раздражение. Чтобы она наорала на него!
Впрочем, надо отдать Джону должное - тот не закостенел от такого общения и даже не сбежал, а вполне научился получать от происходящего удовольствие, демонстрировал всяческую покорность новым правилам собственной жизни, а сам мягко, шаг за шагом, как вода, заполнял трещины в каменном строении и менял Регину и её отношение к жизни. Мать даже высказалась пару раз на эту тему - а может и не пару, испугавшись, что её идеальные и воспитанные дети, в которых она столько вложила, вдруг сойдут с пути истинного. Но сестра, много лет не то чтобы не перечившая матери, но радостно встававшая под её знамена, неожиданно и довольно резко возразила против вмешательства в жизнь её семьи. А после рождения близнецов и вовсе ожила. Нет, она все еще носила жемчуг утром, а бриллианты вечером; и из её прически ни разу не выбилась даже единственная прядка, но в ней появилось даже больше человеческого, чем в нем.