Ведь оставшиеся девять часов были так хороши, что ради этого я была бы согласна даже не переодеваться вовсе и ходить вонючим бомжиком.
Он встряхнул её и поставил назад на возвышение.
Он заставил себя донести, наконец, вилку и нож до тарелки.
Я вспомнила себя в семнадцать лет: больницы, инвалидная коляска, бесконечные физиопроцедуры и то вспыхивающая, то гаснущая надежда, что все будет хорошо. Я, конечно, понимала, что многое могла упустить, но никогда не думала, что частью этого многого будет такой вот ненастоящий шоппинг.
О замечательном настроении наглой мелочи и его причине думать не хотелось. Ему хватило вчерашнего бешенства, когда он увидел, как какой-то долговязый мажор обнимает её и усаживает в свою мажористую яркую машину, чтобы увести хрен знает куда и заняться тем, от чего сейчас пол Москвы слушало тяжелый рок.
- Простите, ошиблась. Бывает. Так зачем вы меня вызвали?